В Прибалтике и на Западной Украине сохранился тип государственной политики, делающий самые дикие преступления возможными. Причем, это русофобское общество именует себя европейским. Латыши откликнулись на фантастическое по размаху празднование 9 мая в Риге законопроектом о запрете георгиевских ленточек на территории Латвии, подачей жалобы в языковую полицию на мэра Риги Нила Ушакова за речь на русском языке, потоком брани и оскорблений в адрес «русских свиней» с сфотографированным утром после праздника мусором в парке Победы и распятым чучелом Путина. Распятое чучело меня окончательно добило. Потому что я хорошо помню, как год назад в Ровно на детском празднике сожгли чучело Путина, а детей организовали водить вокруг костра хоровод, выкрикивая «Слава нации, смерть врагам». когда я вижу точно такие же проявления ненависти в Прибалтике, у меня нет никаких сомнений, что опасность повторения там украинских массовых преступлений реальна. Потому что и в Прибалтике, и на Западной Украине (я в свое время предложил определение Галичины — четвертая страна Прибалтики) с середины прошлого века сохранился тип общества, делающие такие преступления возможными. В силу своей русофобии это общество именует себя европейским, однако, сколько не размахивай флажком Евросоюза с башни Гедиминаса или не называй себя «цэ Европой», практические шаги местных националистов все равно выдают языческую дикость и глухое средневековое сознание. Про Прибалтику надо понимать, что до 1945 года доминирующее культурно-интеллектуальное влияние в регионе принадлежало балтийским немцам, составлявшим 10% населения, но формировавшим большую часть городской и абсолютное большинство аристократической культуры. Если вы видите в Прибалтике роскошное поместье, то с 90% вероятностью оно принадлежало остзейским немцам. В 1945 году эти немцы сбежали от наступающей Красной Армии (на самом деле там история чуть сложнее, первое переселение началось еще в 1920-ых годах, после падения нашей Империи, которой местное дворянство служило верой и правдой), после чего Советская власть предприняла героические усилия по стиранию самой памяти о немецком влиянии, составлявшим культурный скелет региона. И та Прибалтика, которую вы видите сейчас — это что-то вроде Львова, города, построенного австрийцами и поляками, который, однако, заселили украинские крестьяне, причем относительно недавно. Отсюда все эти знакомые парады в вышиванках (или как их прибалтийские рубашки называются?), апартеид с «негражданами» (люди, всю историю бывшие холопами, мечтают не о свободе, а о своих холопах. Кстати, в межвоенный период в той же Литве без немцев и русских была не демократия, а вполне такая нормальная диктатура), отсюда же звериная ненависть и злоба, выразившаяся в массовых убийствах евреев, пополам с трусостью. В СССР Прибалтику воспринимали как «настоящую Европу», хотя это были античные руины чужой цивилизации, заселенные сельскими варварами. Отсюда же, наконец, постоянная боязнь «русской оккупации» — люди-то знают, что эта земля не их, что эти дома не их, что эта культура не их, что они живут на ворованном, да еще и в подвале держат русских полурабов. Что-то подобное, повторюсь, испытывает украинский националист, марширующий по улицам Львова в футболке с рунами на немецком, пытаясь этим немецким как бы подластиться к теням настоящих хозяев города, время от времени проступающим на древних стенах древнего города. Из русских что-то подобное могут ощущать лишь жители Калининграда, да и то вряд ли — Кенигсберг был взят по праву силы, по праву штурма, по праву пролитой крови, а не случайно подарен с чужого плеча. Поэтому большей части русских переживания прибалтов и украинцев, их воровской страх, что придут ХОЗЯЕВА, непонятен.
